Наркозависимость и социальный кризис

23.04.2021

Можно сказать, что патологический порог в потреблении наркотиков пересекается, когда острая потребность в них возникает независимо от какой-либо архетипической функции. На этом уровне определенно устанавливается зависимость.

Местные наркотики, такие как алкоголь на Западе, настолько хорошо знакомы, что редко вызывают сакральное отношение, присущее «экзотическим» наркотикам, хотя не следует архетипическую функцию экзотических наркотиков понимать слишком буквально. Архетипическая функция наркотиков ограничивает их потребление, только если сакральное отношение приводит к возникновению действенного ритуала, сопровождающего потребление наркотиков. Это произойдет только, если с веществом знакомятся постепенно и под руководством не циничных спекулянтов, а тех, кто ответственен за священнодействие, у кого самое уважительное отношение к сакральному. В реальной жизни новые наркотики почти всегда появляются по коммерческим причинам и во время культурного кризиса. При такой ситуации новизна или экзотичность — не более, чем приманка. Они разжигают любопытство и делают наркотики более желанными для неподготовленного пользователя. Архетипический элемент, активизированный наркотиком, быстро подавляется, и накропользователь впадает в устойчивую зависимость без какой-либо контакта с сакральным и защиты.

Самым драматичным примером культурной деградации из-за злоупотребления наркотическими веществами являются американские индейцы в прошлом веке. Прежде чем исследовать абсолютно светское потребление алкоголя и сакральное отношение к пейоту в индейской культуре, а также их традиции посвящения и передачи эзотерических истин, нам следует кратко рассмотреть, как различные тенденции современной Америки повлияли на культуру исконных американских индейцев.

В 1960-х —70-х гг. США переживали кризис культуры, хотя, конечно, не такой мощный, с каким столкнулись индейцы веком раньше. Широкое распространение галлюциногенов в Северной Америке (таких как ЛСД, пейот и галлюциногенные грибы) совпало с волной самокритики американцев, порожденной поражением во Вьетнаме и кризисом доверия политическому и военному руководству Западного мира в целом. Потребление галлюциногенов, по-видимому, не зависело от потребления более знакомых наркотиков, которое продолжало расти. Интерес к галлюциногенам был тесно связан с распространением интереса к «аборигенной» культуре. Поскольку военное и политическое главенство США больше не было абсолютным, и вся Западная цивилизация оказалась несовершенной и испытывала потребность в обновлении, то было естественным с культурной точки зрения вернуться к своей аборигенной культуре, завоеванной, но по-настоящему не понятой. Распространение галлюциногенов было тесно связанно с повторным открытием для Запада аборигенной американской культуры — культуры, основанной на посвящении, которое в свою очередь базировалось на концепции «видения». У такого психологического движения были свои пророки (такие как Тимоти Лири), свои Евангелия (книги Карлоса Кастанеды), бесконечные серии эзотерических и инициатических историй о мудрости и проницательности шаманов коренной Америки.

Это движение со временем пошло на убыль и исчезло, но основные «психоделические» идеи оставили свой след в официальной культуре, например в убежденности, что человеку нельзя руководствоваться исключительно рациональными критериями, или, что политические и экономические меры способны удовлетворить лишь небольшую часть настоящих человеческих потребностей. В конце концов, в иррациональном элементе перестали видеть патологию или помеху на пути коллективного психического развития.

Поиск «видения», ключевого элемента в Американо-индейской культуре, был той самой архетипической силой, которая из-за географического синтеза двух культур привела многих американцев в большей степени к галлюциногенам, чем к другим типам наркотиков. «Мастера» такого психоделического движения возможно были наивными энтузиастами, и все же они пытались найти в галлюциногенах нечто сакральное и препятствовали спекуляции на их продаже. С другой стороны, героин был и остается наркотиком, продаваемым и распространяемым только ради наживы. То же относится к распространению алкоголя среди американских индейцев в самый критический момент их истории.

За последнее столетие американское общество пережило возможно самый серьезный культурный кризис, когда-либо засвидетельствованный европейцами. После военного поражения индейские племена в основном селились рядом с Индейскими Агентствами, на которые они полагались в плане субсидий и коммерции. Практически исчезли кочевой образ жизни и охота вместе с процессом индивидуации с ними связанным, а также мифическими моделями, на которых он основывался. Как известно, эта травма почти разрушила их культуру и быстро привела высокой частоте суицидов, болезней и детской смертности. Кроме того, это привело к повальному алкоголизму. Этот «легальный» европейский наркотик резко сократил индейское население и породил губительную зависимость, несмотря на то, что индейцам всегда использовали наркотики, которые с нашей точки зрения были гораздо сильнее, хотя их потребление, конечно, защищалось определенными обрядами посвящения. Вокруг алкоголя было невозможно воссоздать эзотерические обряды, которые могли бы выразить творческие аспекты вещества, или, по крайней мере, ограничить его разрушительную силу. Помимо иного воздействия алкоголя, невозможность уменьшения последствий его распространения обуславливалась как минимум двумя культурными факторами.

Прежде всего, алкоголь был вездесущим. Для индейцев он должно быть казался просто другим аспектом полнейшей неспособности чужестранцев отличить сакральное от профанного, отличительным знаком европейцев. Индейцы жили по племенным законам, где вводилось табу на контакт с определенными предметами, людьми и употребление некоторых слов.

Алкоголь принесли те европейцы, которые презирали их традиции и посвящение, которые несли смерть. Американские индейцы связывали это вещество не с надеждами на возрождение, а с разрушением и смертью. Не следует забывать, что смерть и возрождение — две обязательные фазы в посвящении. Таким образом, можно увидеть, как обращение к алкоголю стало метафорически отражением попытки обновления для тех, кто находился в невыносимой ситуации. Но это была пессимистическая попытка, нечто вроде капитуляции, поскольку ответом на индивидуальный и социальный кризис явился выбор вещества, которое могло обеспечить лишь первый элемент — смерть, но не второй — возрождение. Стоит ли за алкоголизмом коллективная потребность в суициде? Известно, что распространение алкоголизма сопровождается возрастанием случаев суицида. Можно предположить, что алкоголизм был бессознательной и отчаянной попыткой определенной части общества, утратившей даже малую долю автономии, сохранить свою независимость единственно возможным образом — через саморазрушение.

Можно с уверенностью утверждать, что внезапное внедрение наркотиков из чужой культуры сопряжено большим риском, хотя это более сильно отразилось на американских индейцах, чем на современных американцах. С антропологической точки зрения это явление можно объяснить отсутствием традиций, обрядов и мудрых наставников или старейшин, которые руководили бы потребителями наркотиков и защищали их от потенциально разрушительных испытаний. С психологической точки зрения мы могли бы сказать, что коренная американская культура вошла в контакт с своей тенью неподготовленной, и что эта коллективная тень (Европейский мир) слишком быстро выскочила на поверхность. Известно, что подавление влияет на психический баланс и не может быть сразу устранено, иначе произойдет резкое нарушение естественных психических ритмов. Каждая культура, даже самая примитивная, обладает механизмом интеграции и контроля тени, предохраняющим от чрезмерного удаления от негативных подавленных содержаний и поэтомy дающим шанс понять и постепенно трансформировать их. Так сексуальность не столько осуждается «примитивными» культурами, сколько сакрализируется и привязывается к ритуалам посвящения. Подобное отношение существует к магии и всему сверхъестественному — к ней можно получить доступ, только пройдя особое посвящение, которое в отличие от сексуальности не для всех.

Сила тени может интегрироваться и контролироваться посредством обрядов инициации. Посвящение включает освящение мирских и профанных элементов жизни, а поскольку эти элементы пришли из Европейского мира, в котором эти различия стерты, процесс интеграции тени был крайне сложен для аборигенной культуры. Огромное различие между десакрализированным Евро-американским миром и инициатически ориентированным миром индейцев лучше всего подтверждается тем фактом, что индейцы выражают самые последние попытки сопротивляться европеизации участием в эзотерических и явно инициатических структурах. Стоит особенно отметить религию «Танец Привидения» культ пейота.

«Раненое колено», несомненно, известно всем с 1973 г. как место возрождения организованного национализма коренных американцев. «Раненое колено» — так называлось место последней битвы федеральных и индейских сил, состоявшейся в 1890 г. Если отбросить военную точку зрения, то эта битва была не последней попыткой в индейском сопротивлении. Сопротивление стало культурным, а не военным. Хотя быстрое распространение религии «Танец Привидения» было подавлено армией в «Раненом колене», она вновь возникла в других культурных формах. В этой религии человека посвящали в танец, который, как считалось, способен вызвать силу духов предков (привидений). Тогда вернулись бы древние традиции, вновь появились бы стада бизонов, стихийные бедствия и природные силы (а не индейские воины) стерли бы с лица земли захватчиков.

Противостояние досовременной символической культуры Западу может продолжаться долго, не смотря на поражение в военном или технологическом плане. Сила символа, чувство сакрального и обряды посвящения — всем этим утраченным аспектам досовременных обществ западные люди завидуют и отчаянно пытаются их возвратить. Обещание, данное посвященному в «Танце Привидения», что оружие Федеральной армии будет бесполезным против него, следует понимать метафорически. Ошибка «танцоров» заключалась в понимании этого обещания не на символическом уровне, а на семиотическом. Они не осознали, что неуязвимость индейцев является только символом, средством активизации бессознательных сил. Они проинтерпретировали эту неуязвимость на другой плане, как военное преимущество. Эта ошибка заставляет нас подозревать, что европейский антисакральный прагматизм уже начал просачиваться в индейскую культуру.

Инициатические формулы принадлежат абсолютному и не могут применяться к внешней реальности, разве что в релятивизированном и десакрализованном виде. Другими словами, адепты «Танца Привидения» были бы действительно неуязвимыми, если бы осознавали свою непобедимость как символическую и инициатическую. И тем не менее, в контексте нашего исследования их трагическая судьба не кажется бессмысленной, так как убедительно показывает, что любая тяга к посвящению в большей или меньшей степени бессознательно активирует архетипическую модель, включающую смерть и возрождение, и что хрупкость этих активированных структур может блокировать любую из частей посвящения — и смерть и возрождение.

Пока возрождение является чисто психическим процессом, психическая смерть может быть специфическим и необратимым органическим событием. Если процесс посвящения не дает удовлетворительных и завершенных переживаний, человек может со все возрастающим упорством делать попытки его завершить. Такая настойчивость иногда приводит к интенсификации материального процесса без необходимых соответствующих психических изменений. Это можно наблюдать в тех случаях приема наркотиков, когда архетипического переживания не удалось достичь, и наркопользователь пытается вызвать его все возрастающими дозами. Можно предположить, что каждая попытка при посвящении, если нет адекватного осознания, защиты ритуалами и грамотной культуры потребления вообще, прежде всего активирует элемент «смерти» в архетипической модели, так как это самая первая и самая простая стадия, и поэтому вместо возрождения может буквально случиться органическая смерть. Не найдя символического выражения, потребность всегда будет удовлетворяться буквально.

Вырождение процесса «смерть — возрождение» в соответствующей культурной ситуации приводит к буквальной смерти. Мы рассмотрим этот феномен позже в данной главе. Полезно упомянуть об этом сейчас, так как достаточно логичной выглядит наше гипотеза, что тема посвящения делает человека чувствительным к возможности смерти, и что секта «Танец Приведения» вела многих своих приверженцев к бессознательному коллективному суициду в то трагическое Рождество в местечке «Раненое Колено». Когда все надежды, связанные с религией «Танец Приведения» были разрушены, среди различных племен Западной части США быстро распространился новый инициатический культ — культ пейота.

Пейот — это кактус, произрастающий в зоне от Техаса до Мексики. Его побеги содержат мескалин. Многие ученые соглашаются, что это достаточно сильный галлюциноген, не вызывающий привыкания. Конкистадоры столкнулись с обрядами, связанными с пейотом, но они показалось им незначительным местным культом. В полную силу популярность этого культа расцвела только в последней четверти прошлого века, сразу после окончательной победы Федеральных военных сил. Эта «вспышка» популярности выражалась в количестве (были охвачены самые разные племена) и в качестве (пейотизм, куда бы он не проникал, превращался в основной ритуал). Даже в последнее время пейотизм привлекает внимание своим продолжающимся распространением (Более подробная информация о «Танце Привидения» и культе пейота дана в 9 и 13 главах в работе Уилсона «Магия и Тысячелетие» и в других работах). В 1951 г. около пятая часть населения Навахо была вовлечена в пейотизм, а в 1964 г.— уже треть населения.

Пейотизм не является культом или религией в истинном смысле этого слова, и нельзя сказать, что пейот является объектом культа (даже несмотря на то, что иногда это движение приравнивали к христианству). Скорее, это средство, используемое, чтобы вызвать определенные видения, носящие характер откровений. Вероучения, связанные с ним, меняются от места к месту и, в целом, являются синкретическим, сочетающими элементы религий разных племен и христианства. (Джон Рейв, один из самых известных лидеров этого движения, крестил адептов, произнося формулу «Во имя Отца, Сына и Святого Духа» и совершая крестное знамение над их головой пейотным соком). Это было в 1955 г., когда была основана церковь коренных американцев в Северной Америке. В официальной декларации об образовании этой церкви подчеркиваются христианские и моральные цели, но уже во второй статье есть упоминание о «таинстве пейота». Строительство церкви и подчеркнутая приверженность христианской традиции выглядят как средство защиты от преследований со стороны властей. Для наших целей интересно отметить, что этот культ сохранил черты спонтанного движения, связанного с посвящением, и что он очень символичен для сегодняшних дней.

Объектом культа в сущности служат видения, получаемые через пейот, а заявления о том, что часто видят именно Христа, больше похожи на оправдания. Символическая природа этого видения типично юнгианская. Социолог Брайан Уилсон пишет: «Только поедая пейот, можно было обрести мудрость. Ее невозможно описать или раскрыть, потому что слова не в силах ее передать… Группа „избранных», следующая Пути пейота, — это группа людей, соединенных особой мистической связью. Посторонние не могут проникнуть на их мистерии и понять их значение. Но существуют также этические требования… Говорят, что пейот сложен в применении. Ведь в нем источник силы, и человек должен вести правильный образ жизни, иначе пейот устыдит, опозорит его. Не так просто его жевать, и иногда звучит инструкция: готовясь к мудрости, готовься к страданиям. Поэтому собрания адептов носили характер суровых испытаний и постижения своей значимости. Это могло привести к плохим последствиям и чувству вины… Говорят, что сам Пейот обучал людей этической системе — Пути пейота» (Wilson. Magic and the Millenium, pp. 421-422).

Неудивительно, что в некоторых племенах для обозначения пейота использовали слово «лекарство». Наконец, следует здесь отметить, что этот культ символичен («символ» происходит от греческих слов syn и ballein, что означает «сводить вместе»), так как ему удается соединить христианские и анимистические элементы, а также примирить всего за несколько лет культуры разных племен, не просто сильно отличающихся друг от друга, но и строго придерживавшихся своих различий.

Во-вторых, пейотное движение спонтанно выросло из пепла революционных движений, таких как религия «Танец Привидения». Фактически, многие лидеры перешли из одного культа в другой. Однако, у пейотизма было больше шансов выжить, так как он не пророчил изгнание захватчиков, а принимал часть их культуры, например, элементы христианства. Пейотизм не был отчаянной попыткой защититься, он успешно вел к сплочению группы вокруг новой культуры, которая не была ни культурой прошлого ни ассимилированной европейской культурой. Семена этой новой перспективы сеялись на личную, внутреннею почву. Осознание необычайно жестокого и фактически уже непоправимого положения человека привело многих к крайнему отречению от мира. Единственным настоящим коллективным аспектом осталась крепкая связь с общиной, практикующей ритуалы. По классификации Брайана Уилсона это движение называется интроверционным. А ответ на зло, предложенный религией «Танец Привидения», называется революционным.

Эти исторические и социологические моменты стоило отметить из-за явной аналогии между судьбой религии «Танец Привидения» и судьбой современных протестных движений. Большинство таких движений протеста растворяются, как только утрачивается цель — достижение политической власти (революция). Эзотерические группы (интроверсия), включая террористические группы (имеющие явно инициатический характер), и все более распространяющиеся группы наркопользователей возникают параллельно, а часто в прямой связи с движениями протеста. Если эти группы (на первый взгляд, такие непохожие), рождаются одна из другой, то у них должно быть нечто общее, например, эсхатологические ожидания, в большей или меньшей степени сознательно переживаемые как революционными, так и эзотерическими группами.

В-третьих, пейотное движение было связано с посвящением в каждом аспекте. Известно, что посвящение можно разделить на две основные модели: коллективное посвящение (юношеские и подростковые ритуалы, предназначенные для всех) и индивидуальное посвящение (в тайные общества или шаманизм для немногих избранных). Индейцы Великих Равнин считали поиск видения обязательным этапом для юношества и многих других моментов жизни, а пейот был средством достижения этого видения. В племенах с сильными традициями шаманизма (например, у Мескалеров) пейотом главным образом распоряжались шаманы. Со временем ситуация изменилась: теоретически, каждый мог быть допущен к обряду, но на деле, не каждый удостаивался чести его пройти. В отношении индейцев в целом, посвящение стало, по крайней мере потенциально, частью их всеобщего наследия. И хотя больше не существует чистой индейской культуры, независимой от европейской, посвящение в пейотизм сохранилось только у индейцев.

Культ пейотизма претендует на место в культурном наследии коренных народов Америки. Пытаясь вернуть утраченное ими достоинство, пейотизм приписывает группе верующих обладание трансцендентальными ценностями. Здесь просматривается еще одной яркая аналогия с маргинальными группами «аутсайдеров» в нашем собственном обществе.

В-четвертых, пейотное движение решительно осуждает употребление алкоголя.

Другими словами, этические принципами пейтизма просты и моралистичны. Они включают в себя братство, семью, работу, осуждение лжи и сексуальной неразборчивости. Упомянутый ранее Джон Равен был бывшим алкоголиком, обращенным в пейотизм.

С одной стороны, пейотизм — это специфически индейское явление, попытка восстановить чувство национальной идентичности и связь со своими традициями, отличными от традиций захватчиков. Однако, с другой стороны, он служит подтверждением существования определенного фанатизма и нетерпимости в подготовительных группах и среди обращенных (и, следовательно, у наркопользователей). Можно сказать, что эти новообращенные пытаются наверстать упущенное время или проявляют прозелитизм подобно Святому Павлу с его неистовым усердием в вере или подобно поведению многих членов движения Анонимные алкоголики. В любом случае человек, который выбирает определенный наркотик, демонстрирует недоверие к другим веществам.

В-пятых, следует наконец рассмотреть, как именно происходит пеиотная церемония.

Обряд осуществляется ночью, символически это подтверждает, что его целью является нахождение контакта с бессознательным, и что первоначальной задачей культа было усилить видение, которое ранее приходило благодаря обычным сновидениям, которым индейцы придавали значение центральных религиозных переживаний в своей жизни. Во время церемонии звучат молитвы и песни. Во многих тайных обществах к церемонии допускались сначала только мужчины (хотя главенствующими были женские божества, хотя в мифе народа Киова рассказывается, что пейот раздавался мужчинамженщиной, и хотя участники во время церемонии собирались вокруг насыпи в форме луны, которая является женским символом во многих культурах). Ночью бьют барабаны, участники выпивают воду и испытывают рвотные приступы, что считается полезной практикой очищения.

В целом, пейотизм можно оценить, как коллективное движение и индивидуальный опыт, целью которого является психическое обновление индивидуума и группы людей с помощью новых сил или элементов, пришедших благодаря наркотически стимулированным видениям. С психологической точки зрения нелегко установить, в какой мере пейотизм, появившийся в качестве альтернативы религии «Танец При- видения», является творческой сублимацией, или же это шаг назад к защитной рационализации. Одно несомненно, это явления взаимозаменяемые. Возвращаясь к трехступенчатой схеме наркозависимости, можно утверждать, что эти движения могут служить заменой друг друга, если достаточно выражен третий — архетипический элемент. Понятно, что, например, алкоголь может заменить пейот на первых двух стадиях, но не на третьей, из-за символической бедности связанных с ним ритуалов.

Самый важный миф о пейотизме описывает функцию обновления. Опять процитируем Брайана Уилсона:

«…индейская девушка, бродила по холмам, скорбя по не вернувшимся с войны братьям, думая, что они погибли. Она заблудилась. Изнуренная горем, девушка прилегла и заснула. Восне к ней явился дух Пейота и пообещал, что ее братья вернутся. Там, где покоится ее голова, она найдет то, что поможет вернуть братьев. Дух дал дальнейшие указания и исчез. На следующий день она выкопала пейот именно в том месте, где покоилась ее голова во время сна. Она вернулась
в лагерь с растением и рассказала о своем видении. По ее указанию был установлен священный идол на холме в форме полумесяца. Индейцы пели песни, поизносили молитвы, ели пейот, и старцам пришло видение о том, где странствовали их войны. Воины вернулись из вражеской страны, и с тех пор индейцы потребляют пейот с песнями и молитвой, чтобы они увидели видения и познали вдохновение. А ту молодую де-вушку, которая первая принесла пейот, стали почитать как женщину Пейота»» (Wilson Magic and the Millenium, pp. 420-42).

Миф повествует о такой психической ситуации, в которой присутствуют как мудрость и традиции (старцы), так и чувства и творчество (девушка). Здесь нет места волевым поступкам или динамическим качествам эго (воинам). Эти силы могут вновь открыться или претерпеть обновление через вызванные пейотом видения, так как это вещество действует в качестве посредника между элементами сознания и теми элементами, которые были утрачены или стали бессознательными. Пейот играет ту же самую роль, какую в нашей культуре выполняет психоаналитик на индивидуальном плане. Со всеми своими обрядами пейотизм представляет собой поворотный пункт от традиционного потребления наркотиков к более современному. В контексте традиционной индейской культуры центральное значение имеет видение, его коллективный смысл. Наркотик, сам по себе, вовсе необязателен. А в современном использовании наркотиков видения, если они вообще возникают, утрачивают свою важность, свою сакральность и коллективную значимость.