Смерть эго

20.11.2021

С самого начала этого исследования мы подчеркивали, что смерть и перерождение являются ключом к каждому процессу посвящения («Энциклопедия религий» (6 том) критикует широкий общий подход, в котором сегодня рассматривается концепция посвящения, и все же она признает, что в данной концепции есть элемент, объединяющий 8 категорий событий, классифицируемых отдельно друг от друга. Следует отметить, что уже в работе Ван Геннепа пионера в этой области (хотя он занимался обрядами перехода, а не посвящением), приводится список стадий: отделение, предел, агрегация, где отделение подразумевает психологическую смерть прежнего окружения и статуса индивидуума, а предел относится к промежуточному состояние между психологической смертью человека и агрегаций). Рискуя повториться, позвольте еще раз быстро пройтись по основным пунктам этой концепции.

В примитивных обществах отношения между посвящением и смертью настолько тесные, что многие процедуры посвящения аналогичны похоронным ритуалам («Энциклопедия религий», т. 3, с. 1131). Эти вещи взаимосвязаны: не только посвящение ведет к символической смерти, но и сама материальная смерть интерпретируется в инициатических теориях как часть процесса, неизбежно ведущего к возрождению3 (См. главу о смерти в М. EHade. Occultism, Witchcraft and Cultural Fashions. Chicago: University of Chicago Press, 1976).

Эти антропологические описания по поводу двойственности смерти-посвящения имеют большое значение и в приложении к нашему собственному обществу. Мы уже выдвигали гипотезу о скрытой потребности в посвящении в нашем современном обществе. Массовое обращение к наркотикам и формирование эзотерических групп скорее всего является беспорядочным и отчаянным выражением данной потребности. Нашему обществу не хватает ритуалов посвящения как и не хватает ритуалов смерти, ведь смерть часто оказывается самой подавляемой темой нашего столетия подобно тому, как в прошлом веке была табуирована тема сексуальности.

В свете сделанных предположений такие совпадения не случайны. Смерть и посвящение взаимосвязаны на архетипическом уровне. Они не только испытали одну участь подавления, но и принадлежат к одной подавляемой психической области. Именно в мире наркотиков тема смерти продолжает актуализироваться снова и снова. Часто встречаются люди, которые говорят, что обратились к наркотикам с желанием постепенно умереть. Даже когда нет речи о физической смерти индивидуума, может констеллироваться психическая смерть. К наркотикам часто обращаются из-за никчемности, бессмысленности, пустоты жизни, мертвого существования, наполняемого исключительно рефлекторными действиями.

Когда у человека умирают все семейные ценности, привязанности и идеалы, он ищет жизненный опыт, достойный слова «жизнь», даже если этого чисто субъективный опыт, который можно разделить лишь с немногими избранными. Он чувствует нечто вроде прогрессирующей психической смерти, когда действие препарата проходит (вообще говоря, эффект от веществ бывает разным — героин, алкоголь, марихуана и др. Различаются по их действию). При использовании сильных наркотиков человек обычно переживает чувство смерти в период абстиненции, часто с сильными физическими симптомами, что вносит существенный вклад в физическое привыкание, о котором мы уже писали.

Таким образом, невозможно не заметить связи, существующей между обращением к наркотикам и бессознательной темой смерти и возрождения. Битва жизни и смерти — это несомненно матрица любого важного жизненного поступка, но эта матрица особенно очевидна в случае наркозависимости (Это касается не только современного употребления наркотиков. Например, немецкий трактат по интоксикации, датированный 1830 г., утверждает, что за бюргерскими предубеждениями против интоксикации стоит не физическая опасность, а страх смерти. См. G. Mattenklott. Der Ubersinnliche Lieb, Hamburg: Reibek, 1982. pp. 225-226). Прием наркотиков не является частью противопоставления жизни и смерти в некотором обобщенном абстрактном контексте. С каждой дозой человек может буквально (а не просто метафорически) лишиться жизни, и если он не заходит слишком далеко, наркотик заставляет обращаться к нему снова и снова. Каждая доза, более или менее бессознательно связанная с ожиданием смерти и возрождения, создает эту смерть «de facto». Это ожидание, как мы знаем, является амбивалентным, и элемент «смерти» легко может начать превалировать не только физически, но и смысле глубокого психического опыта. Но в то же время, это ожидание в своей чистой форме есть попытка создать нечто вроде самопосвящения.

Эта по большей части бессознательная попытка осуществляется сегодня в такой исторической и культурной ситуации, которая благоприятствует неизбежному переоцениванию значимости парадигматических мифологий и мастеров, способных каким-то образом сориентировать в отношении этих переживаний. При такой попытке посвящения не соблюдается различение сакрального и профанного, и не оказывается священному должного уважения, как это делалось с древних времен. Здесь также игнорируются подготовительные и очистительные жертвоприношения, которые сопровождали и ограничивали потребление наркотиков в примитивных обществах. Эта попытка на грани провала не столько из-за неадекватности и рискованности самой затеи, сколько из-за того, каким способом и при каких обстоятельствах ее осуществляют.

Несмотря на все предпринятые попытки ритуализировать потребление наркотиков, наблюдаются две ошибки при обращении к этим веществам — наивность и недальновидность. Дело не только в недостаточном внимании к токсикологическим моментам, недооцениваются соответствующие культурные и психологические препятствия. Тело человека реагирует на наркотики признаками отравления параллельно тому, что его психика неспособна интегрировать данный опыт.

Попробуем выйти за пределы культурной наивности и взглянуть на эту неудачную инициацию с архетипической точки зрения. Выполняет ли свою функцию модель посвящения, порыв к переживанию смерти и возрождения? До определенной степени мы вынуждены признать, что эта модель активируется, причем констеллируются обе части посвящения. С другой стороны, динамика архетипа всегда запускает обмен между двумя противоположными полосами и развиваться по пути амбивалентности (Даже популярная психология и народная мудрость утверждают, что в любви есть доля ненависти и наоборот. Но обратим внимание на более специфическую архетипическую тему. Например, битва героя против тьмы или против первичного хаоса бессознательного, о которой уже упоминалось, дает импульс рождению сознания и сильного эго, но она может также зайти слишком далеко и привести к хрупкому эго, которое однажды будет поглощено бессознательным (так происходит в психозе), превращая, таким образом, победу в свою противоположность). Попытка посвящения может закончиться парадоксально — победой смерти, а не возрождения.

Чтобы быть точнее, следует отметить, что при приеме наркотиков возникает ранняя фаза, которую можно было бы назвать фазой смерти. Она заключается в освобождении от текущего напряжения и беспокойства, так что можно назвать смертью обусловленности.

Высшие цели и сильные эмоции не утрачиваются (они на самом деле ощущаются экзальтированно), но исчезают именно беспокойства, которые нас одолевали до настоящего момента. Известно, например, что солдаты порою прибегают к алкоголю перед атакой (не только в наше время, об этом упоминал еще Гомер), и, как было ясно из Аламутской легенды, «ассасины» получили это имя после ритуального приема гашиша перед совершением убийств.

Логично предположить, что алкоголь и гашиш нужны для придания храбрости перед лицом смерти. Но такое объяснение по существу нам ничего не говорит. С психологической точки зрения здесь тавтология. Что есть смелость? Это отрицание смерти или связь с ней случайна? Может быть, помощь от алкоголя и гашиша заключается не в приглушении мыслей о смерти, а наоборот, в нетравматичном знакомстве с ней через возникновение ощущения пребывания вне обусловленности обычными проблемами. Не случайно в традиционных обществах подобные цели ставились при подготовке к смерти.

Используя аналитическую терминологию, можно сказать, что человек, принявший наркотики, переживает более или менее интенсивную смерть своего эго отход от той позиции сознательности, рациональности и просвещенности, к которой мы привязаны из-за доминирующего императива Европейской культуры. Это наблюдение может помочь нам понять некоторые факты. Потребление наркотиков считается преступлением, особенно на Западе, в первую очередь потому, что в нем усматривается попытка подрыва психологии Западного человека. Стремительное распространение наркозависимости в обществах, переживающих ускоренную модернизацию, может быть истолковано как бессознательная и отчаянная попытка многих людей компенсировать психическую односторонность, вызванную этим процессом. Становится понятнее, почему на Западе наркотики часто и, возможно, бессознательно связаны с другими формами отвержения доминирующей культуры.

Совершенно невероятно, чтобы краткий и неглубокий опыт «смерти эго» после приема наркотиков (чувство «легкости бытия») соответствовал необходимости смерти в архетипе посвящения или, чтобы этот опыт смог удовлетворить эту потребность. Такая «смерть» не принимается сознательно и не переживается как настоящая смерть, это лишь сброс лишнего напряжения. Когда эго нейтрализовано, спонтанно активируется бессознательное, причем происходит это целиком благодаря галлюциногенам и реже при использовании других веществ.

В целом, в первые минуты после приема наркотиков психика, не переживает ощущения смерти, а лишь измененное состояние сознания. Момент, в котором переживание смерти проявляется наиболее сильно, возникает позже, когда подействует наркотик. Если рассматривать наркозависимость как бессознательную попытку самопосвящения, то больше всего нас поражает обратный порядок посвящения — возрождение в начале, а смерть в конце.