Соска-пустышка

15.09.2021

К концу прошлого столетия школа в скандинавских странах стала всеобщей. До этого были школы для благородных, школы для менее благородных, а для простых людей школ, пожалуй что, и вовсе не было. Однако вместе с идеями о равенстве возникла и идея одинаковой для всех школы. Хотя бы общей начальной школы. Тогда-то у нас и появилась народная школа, хотя школьной администрации и пришлось пойти на изоляцию определенных девиантных групп, дабы не отпугнуть самых благородных (см. Стенг Даль, 1979). Однако воплощение идеи общенародности на этом не остановилось, и позднее появилась интегрированная школа, куда должны были ходить и слепые, и хромые, и умственно отсталые, и сроки обучения для всех увеличивались. Латинская школа превратилась в гимназию, гимназия – в среднюю школу. Конечно, в средней школе ученики разбиваются на группы с различной специализацией, однако большинство выбирает теоретические предметы. Во всех скандинавских странах обязательным считается девятилетнее обучение. Однако действительность показывает, что большинство учится гораздо дольше, чем того требует закон.

Перед школой все равны. Равны в том смысле, что все в равной мере обязаны ее посещать, и посещают, потому что, во-первых, единственной альтернативой учебе в школе была бы безработица, а во-вторых, потому, что отсутствие образования сильно осложнит дальнейшую жизнь. В школе у всех равные права – как и на спортивной арене у всех равные права, и у олимпийского чемпиона, и у человека, страдающего избыточным весом и одышкой. Разница тут только в том, что недостатки, мешающие в спорте, сразу же замечают и принимают во внимание, устраивая соревнования. Самые быстрые бегуны конкурируют с другими такими же. Менее способные вращаются в своей собственной среде. Но общенародная школа всегда одна для всех. Все могут учиться. Все зависит от тебя самого.

Но это не так, и современная социологическая наука доказала это как нельзя лучше. Существует целая гора исследований (в качестве хорошего примера можно назвать хотя бы Хернеса, 1974), ясно показывающих, что лучше всего с обучением справляются наиболее подготовленные, как того и следовало ожидать. А хорошая подготовка в данном случае в значительной степени связана с социальным происхождением ребенка. Дети из высших или средних слоев общества обычно с самого начала успешно справляются со школьной программой. Критерием успешности здесь могут служить и результаты экзаменов, и оценки в аттестате, и суждение учителя, и мнение учеников о себе и друг о друге. А также то, нравится ли ученику учиться, хочет ли он продолжать образование. Школьники из высших социальных слоев лучше успевают не только в самом начале обучения. Когда в старших классах появляется возможность выбора – учиться дальше или нет, эти дети обычно решают продолжать образование, в то время как среди других социальных групп процент отсева куда выше. Это свидетельствует уже о наметившейся тенденции. У всех на слуху пример дочери рыбака, ставшей известным ученым, или сына ученого, бросившего учебу после пяти лет в школе. Именно эти исключения из общего правила помогают поддерживать миф об обществе равных возможностей, где все зависит от тебя самого.

Почему у школьников возникают проблемы с обучением, тоже постепенно становится понятным. Это может быть связано с самим содержанием школьного образования, с характером опыта, который ребенок приобретает в школьных стенах, а так же с той функцией, которую школа выполняет для общества в целом. Содержание образования вполне отвечает тем привычкам и интересам, которые доминируют в социальных слоях, поставляющих больше всего школьников, к тому же с хорошей успеваемостью. Школьная программа – и в начальной школе тоже, но в особенности программа предметов теоретической специализации в старших классах – в большой степени отражает университетские требования к образованию и интересы образованной общественности. Такая школа с полным на то правом может именовать себя хранительницей культурного наследия, однако ее критики с не меньшим правом подчеркивают, что это культурное наследие не всего общества, а только отдельной его части. Сложившаяся ситуация вполне закономерна. Для одних слоев общества письменная форма языка является более естественным способом самовыражения, чем для других. Знание сначала передается посредникам в форме написанного слова, а потом в таком же виде приходит к ученикам. Устная форма становится редкостью, мировоззрение низших слоев общества и местные культурные особенности не принимаются в расчет. Первые признаки тенденций, столь явно проявляющихся в системе школьного образования, можно заметить уже в детском саду.

Теоретически можно попробовать смягчить сложившуюся ситуацию, организовав школу, в большей степени рассчитанную на то, чтобы создать ребенку благоприятные условия, помочь ему наилучшим способом проявить свои способности. Однако для этого придется в значительной степени расширить вариативность в рамках школьных занятий. Следует уделять больше внимания устной форме выражения и местным особенностям. Однако все это противоречит тем важным функциям, которые школа выполняет в обществе. Существует потребность в некоем общем мериле, позволяющем выявить лучших. Для этого все должны пройти одинаковую систему проверок. Но если система проверок одинакова для всех, то и школьная программа должна быть скроена по одному и тому же образцу. Со стороны учителя было бы очень мужественным – или наивным – уделять большое внимание укреплению самооценки учеников, их личным интересам и предпочтениям, рассказывать об особенностях культуры родного края, зная при этом, что в скором времени всем придется сдавать экзамены, к которым ничто из вышеперечисленного не имеет никакого отношения. Ну, хорошо, учитель поможет ученикам обрести уверенность в собственных силах, а потом они провалятся на экзаменах и окажутся перед закрытой дверью, захоти они продолжать образование или найти престижную работу.

Поэт сказал, что в день победы не вспоминают о поражениях. Ну, а как насчет проигравших? Уже были попытки выяснить, во что обходятся поражения плохим ученикам, тем, кто плохо и медленно усваивает знания, предписанные им для заучивания власть предержащими. Поражения в виде недовольной гримасы учителя, смеха одноклассников, оскорблений, обидных прозвищ, стонов возмущения, плохих оценок, наконец. За один только год набираются тысячи и тысячи таких «радостей». И если человек создается путем общения, нетрудно себе представить, какой человек может получиться в результате такого общения (Эриксон и Рудберг, 1981).

В кастовом обществе человек уже рождается членом какой-либо касты. Это никак не зависит от его собственных усилий, а исключительно от судьбы. С судьбой, конечно, может не повезти, но в любом случае это не твоя вина. В открытом же обществе все зависит от твоего собственного вклада. Если вклад недостаточен, то ты сам в этом и виноват. Наше общество является изощренным сочетанием обоих вышеупомянутых типов. На первый взгляд, это открытое общество, где все достигается своим собственным трудом. Но дело в том, что самый первый и по большому счету решающий раунд проводится на той арене, где успех напрямую зависит от кастового происхождения человека. Дети и подростки из всех общественных слоев конкурируют на аренах, созданных определенными классами и для определенных классов. Проигравшие довольно легко приходят к выводу, что сами во всем виноваты. Победители чувствуют, что заслужили свою победу. Они выиграли в честной гонке. На деле же каждый занял то положение, для которого был рожден.

Дополнительную изощренность этой соревновательной арене придает тот факт, что она в буквальном смысле слова предназначена для всех. Избежать участия в соревновании невозможно. В течении двенадцати формирующих человека лет школа является практически обязательной.

В результате складывается такая ситуация, что официально власть предержащие говорят всем: «Добро пожаловать в общенародную школу», а на практике такая школа приводит к деградации многих из тех, кто в нее ходит, у кого просто нет другого выбора. На словах им говорится да, на деле это значит нет. Таково положение, в котором не по своей воле оказалась часть нашей молодежи.